— Эта болтушка что ни скажет, ты всему веришь,— рассердился я на сестру. — Пусть только попробует еще ябедничать, я ей покажу!
Сестра тут же в сердцах дала мне два подзатыльника. Я убежал на кухню и, прислонившись лицом к стене, заплакал. Я плакал не от боли, Ман совсем не больно меня ударила. Плакал я от обиды: Ман даже не хочет выслушать меня, во всем верит Хоа. Ведь я просто выменял вино по просьбе Шеу, зачем же Хоа говорит, что я «покупаю вино», «пью»! Обманщица! Жаль, что девчонка, если бы на ее месте оказались Быой или Тханг, им бы худо пришлось!
На сестру я тоже очень обиделся. Она никогда не поинтересуется, как я учу уроки. И если мне что-нибудь непонятно, она никогда не объяснит. Ее совсем не волнуют мои заботы и огорчения. Она вся с головой ушла в свои дела.
Отец тоже — как с работы придет, сразу спать ложится. Мама хорошо умеет сказки рассказывать, а помочь готовить уроки не может. Наоборот, я еще ей показываю, как задания по ликбезу делать. А когда я ей рассказываю про нашу школу, про ребят, про наши дела, так она начинает незаметно дремать, а потом все путает, переспрашивает, и у меня пропадает всякая охота говорить.
Я стоял и плакал, и тут откуда-то появился наш кот Полосатик и стал тереться о мои ноги, а потом разыгрался и, балуясь, царапнул меня. Я рассердился и хорошенько поддал его ногой, так что он отлетел чуть не на середину кухни. Он обиженно мяукнул и тут же прыгнул прямо в золу в очаге, поддел лапой пустую яичную скорлупу и принялся с ней играть. Он то отпрыгивал в сторону, сжавшись и отступая назад, то снова прыгал вперед и набрасывался на скорлупу, толкая ее лапой и переворачивая. Не рассчитав, он вдруг наткнулся на глиняный треножник над очагом, упал и кубарем покатился по полу. Когда ему наконец удалось встать на все четыре лапы, он выглядел очень смешно — вся мордочка выпачкана золой, точно у клоуна.
Я не выдержал и засмеялся. Вытерев слезы, я решил уже забыть обо всем и поиграть с котом, но тут послышались шаги Ман. Я снова отвернулся к стене и захныкал. Но глаза мои уже совсем были сухи, и, как я ни старался, мне не удалось вымучить ни одной слезинки. Ман испугалась, что я плачу с тех самых пор, и, вбежав в кухню, схватила меня за руку, вытащила на середину и ласково сказала:
— Перестань, ну перестань же. Ученик четвертого класса, а ревешь, точно маленький, как не стыдно! Будет тебе, иди поешь, я тебе самый вкусный кусочек оставила, вот посмотри-ка! А я пойду с нашими. Если отец спросит — скажешь, ладно? Она засучила брюки, взяла мотыгу и ушла.
Только я успел поесть, как зазвонил колокол, возвещавший конец полуденного отдыха и начало работы. Отец забрал плуг и ушел в поле. Я остался дома один. Взяв цаплю, я разделал ее у пруда, потом достал котелок и принялся готовить жаркое.
Когда все было уже готово, я наконец пошел к арековой пальме достраивать загон. Но, едва начав работу, вспомнил, что еще не сделал задание по арифметике. Завтра учительница наверняка меня вызовет. Пришлось оставить лопату, раскрыть учебник и приняться за задачки. Поле такой-то длины и такой- то ширины, с каждого шао сняли по столько-то килограммов риса; сколько снимают со всего поля, если в год собирают два урожая? Я умножил длину на ширину, чтобы узнать площадь, потом количество килограммов риса, снимаемого за один урожай с одного шао, помножил на два, чтобы узнать, сколько снимают с одного шао в год за два урожая. Потом площадь в квадратных метрах помножил на полученные килограммы. Такая простая задачка попалась! Но ответ почему-то получился намного больше, чем в задачнике. Я стер все решение и переделал. Но сколько ни старался, никак не мог найти нужный ответ. Мне все это надоело, я бросил ручку и пошел играть с котом.
Какие у него, оказывается, длинные усы, намного длиннее, чем его мордочка! Дедушка Той с Восточного озера рассказывал, что в прежние времена в нашей деревне был староста, у него были длинные-предлинные черные усы, жесткие как у таракана. Начальник уезда однажды за что-то очень рассердился на этого старосту, схватил его за усы и стал таскать. Как только представлю себе эту картину, так сразу же до того смешно делается! В конце концов кот устроился у меня на руках и сладко замурлыкал, ему, видно, нравилось, как почесывают у него за ушком. Потом, я даже не помню как, мы с ним крепко уснули. А когда я проснулся, уже темнело.
Несмотря на темноту, я после ужина снова принялся за загон. Но тут отец позвал меня помочь подсчитать число заработанных трудодней. Когда я закончил подсчитывать, на дворе стало уже так темно, что хоть глаз выколи. Ночь была безлунной, и я ничего не мог разглядеть — ни где надо копать, ни где лежат колья и веревки. Пришлось опять все отложить до завтра. Я снова взялся за арифметику, но ответ никак не сходился. Потом я наконец сообразил, что у меня ничего не получается потому, что я не перевел площадь из квадратных метров в шао, эти-то шао и нужно было умножать на рис. Ну и осел же я! Весь вечер промучился над такой пустяковой задачкой.
Ночью я спал плохо, волновался. Загон был не готов, и уткам пришлось снова ночевать в хлеву. А что, если как раз сегодня, туда заберется лиса? Перед тем как лечь спать, я поставил у своей постели наготове большую палку и фонарь и попросил маму и сестру, как только они услышат крик Заячьей Губы, тут же разбудить меня.
Так прошло примерно полночи, я дремал и все время ворочался. Уже замолчал петух, замолкли цикады за домом; было слышно только похрапывание отца, да сестра во сне бормотала что-то невнятное, вроде того, что «пусть их, а мы все равно будем делать», наверное, все про свои дела, они что-то опять затевали. Из хлева не доносилось ни звука — полнейшая тишина, ни одного шороха. Я заснул...